Я медленно шла по обочине, покрытой сухим слоем пыли, и пинала ногами, обутыми в массивные ботинки, мелкие камни, попадающиеся на пути. За ними вздымались грязные облачка серости и цеплялся внимательный, не по ситуации вдумчивый взгляд. В глаза слепило солнце, будто желая сбить меня с дороги, заставить вернуться обратно, в Бухарест, но несколько пройденных километров и опасные манёвры не должны были пройти впустую. Сильно щурясь, я то и дело скидывала непослушные вьющиеся волосы с лица, открывая светлую кожу горячему солнцу; оно обволакивало, варило меня на медленном огне. После такого и ад не страшен, а мне ведь и одна дорога – только в ад.
Изнемогая от жары, я уже не могла обращать внимания на окружающее красоты. Хотя, о чём может идти речь, когда вокруг высушенные, убитые жарой цветы и колючие травы; пустота километров на двадцать вокруг; ясное голубое небо, которое идёт торопливыми волнами, и их рисунок напоминал рисунок на речной мели. Послышался рёв мотора, я остановилась и обернулась, прикрывая ладонью глаза по привычке, но теперь солнце било в спину, и резь в глазах затихла. По направлению ко мне ехал автомобиль с одним человеком в салоне. Марку определить мне не удалось, однако сейчас, когда мне нужно было скорее убраться из тревожного города, когда во рту всё пересохло от жажды, а ноги ломило от часовой ходьбы, других вариантов не было. Путешествие автостопом – опасно. Но очень пикантно, в этом всё-таки был особый шик, доля экстрима. Я вытянула руку к противоположной стороне дороги, выставив большой палец. Как ни странно, мне повезло (я всегда догадывалась о том, что фортуна замаливает свои грехи передо мной), и автомобиль остановился в нескольких метрах от меня. Я ринулась к нему, не торопясь. От нарастающей уверенности и радости от скорой удачи усталость как рукой сняло, и шаги стали твёрдыми и ритмичными, словно и не было путешествия пешком.
Я облокотилась о глянцевую поверхность автомобиля; она была кипятковая, и это было больно, но я с безумным упрямством опиралась о раскалённый металл, заглядывая внутрь салона с невозмутимым любопытством. Я, пожалуй, выглядела профессиональной путешественницей, что проехала весь мир автостопом. У меня очень красиво получалось оценивать машину и её содержимое. На меня смотрел мужчина; я бы сказала, ему тридцать с лишним, но он был чертовски красив. С признаками смешения кровей и привычкой гонять в голове разные мысли по кругу. Нет, по знаку перевёрнутой восьмёрки, траектория гибридных облаков – потому что так сложнее.
Я смотрела на него с небрежной невнимательностью и никак не могла решить, кого он мне больше напоминает: искушённого сутенёра или неудавшегося писателя. Почему-то мне казалось, что и та и другая роль очень идут этой странной сломанной улыбке, исказившей его усталое лицо. Она была такой, будто ему стоило огромных усилий заставить губы скривиться в сомнительной эмоции, словно нехотя появлялись морщинки в уголках глаз, совершенно в своей асимметрии. Жизнь обещает быть долгой. Я смотрела очень вкрадчиво, ласково – как я умею, и мне всё казалось, что мы похожи. Наверное, раздробленными на хрусткие крупицы сердцами.
- Куда едешь, красавчик? А, хотя ладно. Главное, что из Бухареста. Нам по пути. 
Беззаботно. У меня давно нет забот, всё – ерунда. Забросив все должности, дела, обязанности, неотложности; у меня на все – одни предлоги, одни поводы. От моих слов уже пахнет дымом, и всем кажется, что я привираю любые мелочи. Им и не кажется, просто беру выше, крупнее, масштабнее. Выразительные тирады куда грандиознее. Готовясь к очередной, небрежно отталкиваюсь от автомобиля, обхожу кругом и быстро оказываюсь на сидении рядом с водителем. Теперь я вижу его очень хорошо, очень близко. От него как-то потрясающе пахнет летним зноем и утренним кофе (я почему-то решила, что без сахара). И первые минуты поездки я молча рассматривала его лицо с приятными, притягательными чертами. Он мог бы быть актёром, если бы не многократно раненые руки. Я почему-то сразу подумала про дрессировщика крупных хищников, но слишком мало я знала людей таких же сумасшедших, как я – готовых работать на  цирковой арене. Да, помнится, я хотела стать гимнасткой.
Он смотрел на меня странно, словно ждал чего-то, и я решила, что он жаждет услышать моё имя. Хотя и не исключала такого варианта, что я должна пристегнуть ремни безопасности, но этого я делать не собиралась категорически: это только удавка, враг свободы, а эффект плацебо в автокатастрофе, увы, не сработает. Объяснять ничего мне не хотелось, в конце концов, его задача – отвезти меня до пункта назначения без глупых вопросов. И, даже если дело было не в пресловутых ремнях, я на всякий случай непосредственно улыбнулась, облизав пересохшие губы, и представилась, выудив из памяти первое попавшееся имя:
- Ирмингарда. 
Чёрт меня знает, почему именно это дурацкое Ирмингарда. Было бы верхом пределом наивности поверить то, что водитель не усомнится в реальности сего имени. Но сейчас, глядя на сильные руки, испещрённые старыми и ещё не зажившими шрамами, на завуалированную утомлённость во взгляде, я чувствовала, как накапливается груз в душе, и сейчас врать совсем не хотелось. В одно мгновение были прокляты все мои изощрённости, благодаря которым я просто не могла себе позволить рассказать свою историю с начала и до конца в таком виде, как она была на самом деле. Как бы отнёсся этот водитель к тому, что я волшебница? Вдруг он один из ненавистников магии? Как отреагирует на то, что с ним в машине едет брачная аферистка? И что прямо сейчас я скрываюсь от бывшего молодого человека, унося в своей кожаной горчичной сумке бриллиантовые серьги его матушки? Я сжала руками сумку на коленях, вспомнив об украшении, подаренном мне при условии, что я выйду замуж за их законного хозяина. Собственно,  уже сейчас я знала, что свадьбы не будет, зато за украшения можно было выручить крупную сумму в ломбарде.